Записки бывшего подполковника КГБ: провальная вербовка писателя Владимира Войновича

(Продовження. 

Початок 

у № 44—53 за 2020 р. 

та №1—16 за 2021 р.)

Дело Владимира Войновича

Для агентурного проникновения в раз-личные группы и течения в среде творче-ской интеллигенции необходим был процесс обновления агентуры, дающий возможность наиболее полного анализа происходящих событий, осуществления контроля за ними и лицами, вовлеченными в них. На тех, кто представлял, по мнению оперативных работников, оперативный интерес, заводились дела кандидатов на вербовку, которые реализовывались вербовкой и направлением материалов в архив. Те, кто допускал, по действовавшим в советские времена нормам, антисоветские проявления, подвергались оперативной проверке.

При получении достаточно серьезных данных заводилось дело оперативной «разработки», целью которой являлось их оперативное документирование. Оперативные «разработки» на советских граждан завершались передачей материалов в следственные подразделения, вербовкой, вынесением официального предостережения или профилактикой.

В числе тех, кто находился в поле зрения «литературной группы» 5-го управления КГБ СССР, был писатель Владимир Войнович. Конечно же, не он один интересовал чекистов. Среди тех, кто вызывал интерес, были Фазиль Искандер, Олжас Сулейменов, Георгий Владимов, Анатолий Гладилин, Владимир Максимов и еще достаточное количество литераторов, творчество которых не вписывалось в жесткую канву социалистического реализма или же доставляло беспокойство литературным и партийным функционерам.

О Владимире Войновиче хочется рассказать отдельно, поскольку много лет он пытался выяснить, что же с ним произошло при встрече с двумя чекистами в гостинице «Метрополь» в мае 1975 года. Так как автор этих строк был невольным свидетелем приготовлений к этой операции, о ней мой рассказ.

Итак, касательно тех, кто допускал антисоветские проявления, осуществлялось оперативное изучение. В такое изучение был взят Владимир Войнович во время написания им романа «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», о чем в КГБ стало известно из сообщений агентуры. Роман, начиная с его названия, являлся явно антисоветским.

В фамилии героя Чонкина был намеренный намек на ЧОН — части особого назначения. Эти подразделения являлись военно-партийными отрядами, создаваемыми на основании постановления ЦК РКП (б) от 17 апреля 1919 года для борьбы с контрреволюцией. Неприемлемый для публикации в СССР роман увидел свет в «самиздате». В 1975 году он был опубликован в Париже издательством «YMCA-Press». Зарубежные радиостанции «Голос Америки», «ВВС», «Немецкая волна» по-свящали свои передачи публикации «Чонкина» и передавали в эфир отдельные отрывки из книги.

Руководство КГБ СССР ежедневно получало сводки радиоперехвата, состоящие из записей радиопередач зарубежных радиостанций, вещавших на территории Советского Союза. Просматривая их, руководители ведомства на страницах сборника радиоперехвата писали резолюции соответствующим подразделениям, давали указания к действиям. Чем чаще упоминалось в них имя какого-то диссидента, тем сложнее становилась жизнь конкретного оперативного работника, на которого обрушивался поток резолюций — одна грознее другой.

В подобной ситуации оказался сотрудник «литературной группы», оперуполномоченный 2-го отделения 1-го отдела 5-го управления КГБ СССР — майор Геннадий Зареев. Зареев закончил филологический факультет МГУ, не без помощи отца — руководителя крупного московского речного порта — оказался на службе в КГБ, считался там знатоком литературы (не зря же «филфак» окончил!), грешил писанием стихов и, конечно же, знал наизусть стихи многих признанных авторов.

Имел он вместе с тем особенности характера, не способствовавшие его карьере. Был он по природе своей застенчив. По этой причине агентурную работу не любил и даже боялся ее. С агентами, которые были переданы ему на связь, не встречался месяцами, а то и годами. Вербовать же их он попросту не мог. Выручало его умение писать различные документы, прежде всего справки для руководителей различного уровня по различным проблемам в литературной среде. Благодаря этому он без задержек продвигался по служебной лестнице и в отделении был ветераном.

После появления на Западе отдельных глав «Чонкина» согласно указанию руководства 5-го управления КГБ Геннадий Зареев завел дело оперативной проверки (ДОП) на писателя Владимира Войновича. Ситуация вокруг писателя начала резко накаляться. Недовольные партийные руководители, начиная с заведующего отделом культуры ЦК КПСС Василия Шауро и заведующего отделом пропаганды этого же партийного органа Альберта Беляева, передали этот вопрос руководству КГБ, которое в свою очередь требовало от своих сотрудников принятия надлежащих мер касательно «отщепенца Войновича».

1-м отделом 5-го управления КГБ руководил в ту пору полковник Пасс Смолин. По образованию он был инженером-конструктором, по партийному набору направленный на службу в органы госбезопасности. Смолин решил попробовать завербовать Войновича, а для этого сначала подвергнуть его «профилактике».

Чтобы продемонстрировать партийному руководству обеспокоенность КГБ деятельностью Войновича, Зареев написал докладную, подписанную Андроповым и посланную в ЦК КПСС. Правили документ начальник 2-го отделения 5-го управления КГБ — подполковник Владимир Струнин — и заместитель начальника 5-го управления КГБ — генерал-майор Иван Абрамов.

В майский день 1975 года капитан Зареев в кабинете № 916, расположенном, соответственно, на девятом этаже здания 1/3 на площади Дзержинского (ныне Лубянской), в котором размещалась «литературная группа», набрал номер телефона писателя Войновича. При контактах вовне с лицами, которые органам госбезопасности представлялись неблагонадежными, сотрудники КГБ использовали псевдонимы, как правило, схожие с их настоящими именами и фамилиями. Зареев представился Войновичу как Геннадий Захаров.

В беседе он заявил Войновичу о необходимости срочно увидеться и переговорить. Волновавшийся перед звонком, он забыл подчеркнуть писателю обязательность сохранения в тайне ото всех самого факта телефонного разговора и предстоящей встречи, на которую Войнович дал согласие. Присутствовавший при телефонном разговоре Зареева с Войновичем начальник 2-го отделения — подполковник Струнин, будучи по характеру весьма экспансивным человеком, эмоционально стал упрекать Зареева за его упущение, напирая на то, что, быть может, уже сегодня по «голосам» пройдет информация о вызове автора «Чонкина» в КГБ. Пришлось Зарееву, скрепя сердце, вновь звонить писателю и предупреждать его о необходимости сохранения в тайне предстоящей беседы.

Сам Войнович считал, что его, скорее всего, арестуют. Слово Владимиру Войновичу: «Меня провожала моя жена Ирина. Перед входом в приемную КГБ (Кузнецкий мост, 24) мы простились, договорившись, что, если часа через два я не вернусь домой, она начнет звонить иностранным корреспондентам... В приемной меня встретил рыжеватый, конопатый, упитанный человек лет тридцати с обручальным кольцом на пальце. Это и был Захаров».

В описании Захарова-Зареева Войнович допускает некоторую неточность. Рыжеват он действительно был, его полное лицо с несколько одутловатыми щеками и небольшими глубоко посаженными глазами придавали ему облик полноватого мужчины. Обручальное кольцо трудно было не заметить, так как было оно достаточно широким, по моде тех лет. Вот только конопушек на лице Зареева не было. Свидетельствую об этом как человек, проведший с ним в кабинете лицом к лицу три года.

Первая встреча Войновича с Захаровым-Зареевым и его начальником Смолиным, представившимся Петровым, проходила в его рабочем кабинете под номером 901. В ходе этой встречи Петров пообещал помочь Войновичу в публикации его произведений в Советском Союзе. В ответ на лестное предложение Войнович обещал подумать. Ему назвали телефон Петрова, являвшийся подставным, так как числился тот номер за Госкомиздатом. Через несколько дней Войнович позвонил, и Петров договорился с ним об очередной встрече, на этот раз в гостинице «Метрополь».

Войнович вспоминает: «Разговор чем дальше, тем больше принимал зловещий характер. Тем не менее я старался объяснить им реальную ситуацию в литературе и в стране и даже выразил готовность составить объективную записку, но с условием, что она будет передана... «вашему шефу», как сказал я, имея в виду Андропова...

— Очень хорошо, — приветствовал мои намерения Захаров. — Записку вашу мы непременно передадим.

— Да, — сказал Петров, — такой документ, безусловно, необходим. Но мне лично хотелось бы, чтобы в этом документе вы рассказали подробно, каким именно образом вы выходите на связь с иностранными корреспондентами, как эти связи развиваются...

Этим предложением он поставил меня на место, я вспомнил, с кем имею дело, в какую смешную и жалкую ситуацию сам себя загнал».

Действительно, целью этой встречи была попытка чекистов втянуть Войновича в сотрудничество для начала через аналитические справки. Некоторая категория агентов из числа представителей творческой интеллигенции именно таким способом была привлечена к сотрудничеству. Начиналось оно с просьбы подготовить справку по какой-то проблеме, а после ее написания предлагалось подписать ее псевдонимом. Так человек становился агентом. Постепенно просьбы по освещению проблем конкретизировались и переходили на изучение людей, интересовавших органы госбезопасности.

Во всех гостиницах, и не только Москвы, где размещались иностранцы, имелись номера, которые на чекистском жаргоне назывались «плюсовыми». Такие номера были оборудованы техникой слухового контроля, называемой «Т» (как у нас говорилось, «Татьяна»). Отдельные номера были оборудованы техникой визуального контроля, имевшего литеру «О» (называемый «Ольга»).

В силу технических возможностей не каждый номер гостиниц был оборудован таким образом. Поэтому для размещения в «плюсовом» номере необходимо было своевременно договариваться со 2-м отделом 7-го управления КГБ СССР, которое осуществляло оперативное обслуживание соответствующих гостиниц. После этого оформлялось задание на специальном бланке, утверждаемом руководством отдела, касательно иностранцев и руководства управления, когда необходимо было контролировать советских граждан. Данное задание сдавалось в 12-й отдел КГБ, где с учетом большой его загруженности нужно было «выбивать» так называемую точку, то есть пульт прослушивания.

Так как встреча состоялась по просьбе Войновича в день его звонка, чекисты не смогли провести необходимые подготовительные мероприятия. Оставался простейший и, по нормам КГБ, преступный вариант. Немного отвлекусь, чтобы было понятно, о чем именно речь.

Каждый оперативный отдел имел номер в центральных гостиницах, где принимались кандидаты на вербовку и вновь завербованные агенты. Впоследствии надежные агенты переводились на явочные или конспиративные квартиры. Номера, как правило, ежемесячно менялись с целью недопущения расконспирации. Вот в таком номере и проводили беседу с Войновичем полковник Смолин и капитан Зареев.

Осознав, в какую банальную ловушку его пытаются заманить, Войнович, конечно же, начал предполагать худшее. Ему вспомнились подозрительные кивки и приветствия руками, которые делал кому-то Зареев. На самом деле тот просто поздоровался с коллегами из своего управления и из 2-го главка, идущими (так совпало) со своих оперативных встреч в «Метрополе» или же из расположенных рядом «Националя» и «Интуриста». Если бы Войнович потолкался у гостиницы «Метрополь» в какой-то другой день, он мог бы к своему удивлению увидеть много знакомых лиц из числа научной и творческой интеллигенции, направляющихся для конспиративных встреч с кураторами-чекистами.

Проводить встречу с Войновичем в подобном номере было верхом безответственности. Но это еще не все. Так как номер был не «плюсовой», возникала необходимость звукозаписи беседы. На скорую руку был найден вариант. Буквально за пару месяцев до исторической (без всякого преувеличения) встречи Войновича с чекистами в отеле «Метрополь», вошедшей в анналы мировых СМИ и большого числа публикаций, 1-й отдел получил специальную технику. Это был магнитофон, запись в котором осуществлялась на специальную тончайшую металлическую ленту. Рассчитан он был на непрерывную работу в течение четырех часов.

Автору этих строк как молодому сотруднику было поручено получить эту технику в оперативно-техническом управлении и выдавать ее сотрудникам отдела по мере необходимости. Я же должен был следить за своевременной зарядкой батареи и техническим состоянием магнитофона. Представлял он из себя небольшую коробку размером с пачку сигарет и снабжен был микрофоном чуть больше наперстка, соединенным тонким шнуром с магнитофоном. Сам он помещался в боковой карман пиджака, а микрофон выводился под галстук, обеспечивая достаточно эффективный звукоприем.

Приведу пример. Как-то один из очень бдительных агентов генерала Абрамова поведал ему о том, что в Театре на Таганке в пьесе «Пристегните ремни» автора Григория Бакланова допускаются антисовет-ские реплики. По указанию генерала я был отправлен по имеющейся в отделе брони на билеты в указанный театр с только что полученной нами спецтехникой с заданием записать представление и подготовить затем справку. Сидел я где-то ряду в 12-м, но качество записи было прекрасным.

Постоянно везде опаздывавший, не имевший опыта оперативной работы Зареев, отправляясь на встречу с Войновичем, впопыхах запихнул микрофон в рукав пиджака, несмотря на мои настойчивые рекомендации разместить его, как положено, за галстуком, и весь вздернутый ринулся, как у нас говорили, «в город». Ему надлежало быть в гостинице первым, чтобы получить ключ от номера у дежурной по этажу и проверить порядок в комнате, так как в течение дня там уже состоялось несколько встреч оперативных работников отдела со своими оперативными контактами.

Вышедший своевременно полковник Смолин, устав ждать Зареева у памятника Карлу Марксу, направился к гостинице «Метрополь», опасаясь разминуться с Войновичем. Из-за всей этой суеты и сопутствующей ей нервозности Войновичу показалось, что вокруг крутились подо-зрительные личности, что-то против него замышлявшие.

Вылезающий из рукава Зареева микрофон... Зареев, сам куда-то постоянно выбегавший... Все это только накаляло и без того напряженную атмосферу встречи в номере гостиницы.

Необходимо пояснение, куда бегал Зареев, так нервируя Войновича. Как уже писалось выше, номер 480 гостиницы «Метрополь» в мае 1975 года был закреплен за 1-м отделом 5-го управления КГБ СССР для проведения конспиративных встреч с оперативными контактами. Время проведения таких встреч было лимитировано двумя часами. Чтобы не допустить неожиданных встреч на подходе к гостинице и непосредственно в ее помещениях людей, которые могли быть между собой знакомы, интервал между встречами должен был быть не менее получаса.

В отделе велся специальный журнал, в котором фиксировалось время планируемых встреч. Так как время, проведенное в беседе с Войновичем, превышало два часа, Зареев был вынужден выйти из номера и отправиться к телефону-автомату (сотовых тогда не было), позвонить в отделение и предупредить, чтобы никто не направлялся в указанный номер.

Заниматься этим несложным вопросом пришлось автору этих строк. В отделе было три отделения, и каждое по очереди вело журнал учета встреч в номере гостиницы «Метрополь». Буквально бегом по коридору ринулся я в расположение 3-го отделения, которое вело журнал, с тем чтобы предупредить о необходимости отмены встреч на ближайшие часы, поскольку после Зареева и Смолина в этот день в указанном номере планировались встречи других оперативных работников. Результат не замедлил сказаться: Войновичу показалось, что проходит операция по его отравлению, что Смолин его гипнотизирует, в то время как Зареев пытается отравить его ядовитым дымом.

Выбравшись из гостиницы, Войнович поведал об этом миру. Произошел грандиозный международный скандал. Курил в то время Зареев трубку, иногда «стреляя» у коллег сигареты. Насколько я помню, в первых сообщениях об «отравлении» Войнович говорил, что Захаров-Зареев окуривал его чем-то из трубки. Потом как-то эта версия сошла на нет, и появились отравленные сигареты.

Мне неизвестно, обладал ли полковник Смолин гипнотическими способностями. Но однажды, подобно Войновичу, я испытал на себе довольно странные ощущения при беседе со Смолиным. Дело было, наверное, в феврале того самого памятного Войновичу 1975 года.

Мне как молодому оперативному сотруднику пришлось отчитываться перед начальником отдела — полковником Смолиным — об освоении мною участка моей оперативной деятельности. С момента моего зачисления в отдел прошло полгода, а этот срок был традиционно отчетным для выяснения, справляется ли новый сотрудник с порученным делом. При беседе присутствовал капитан Зареев, у которого я вроде бы принял участок оперативного обслуживания, включавший в себя Госком-издат РСФСР, издательство «Прогресс» и что-то еще. За полгода на этих самых объектах оперативного обслуживания мы с Зареевым ни разу не побывали. Не видел я и агентуры, с которой и он не виделся неведомо сколько.

Вскоре из отделения убыл старший оперуполномоченный — майор Виктор Федотов, который к тому же был парторгом отдела. Уехал он в родную Казань, откуда за пару лет до этого был переведен в Москву. Насмотревшись на странные порядки, царившие в нашем подразделении, он счел за лучшее вернуться на прежнее место. В связи с этим и у меня поменялся участок оперативной деятельности. Выпал мне Литературный институт имени А. М. Горького, от которого все шарахались, как черт от ладана. Когда его предложили старшему оперуполномоченному — капитану Евгению Аужбиковичу, тот прямо заявил, что тогда переведется в Ленинград, откуда он был привлечен в 1-й отдел чуть более года назад. В дополнение к Литинституту мне достались Высшие литературные курсы при нем же, «Литературная газета» и издательство «Советский писатель». Но было это уже спустя несколько месяцев после беседы, которую я хочу описать.

Итак, в кабинете, в котором в мае того же года предстояло побывать Владимиру Войновичу, я сидел за приставным небольшим столиком, составляющим со столом начальника отдела укороченную букву «т». Напротив меня за тем же самым столиком сидел мой «наставник» — никак меня не наставлявший Геннадий Зареев. За большим начальствующим столом восседал полковник Пасс Смолин, которому я и отчитывался. По отношению ко мне сидел он далеко слева, по причине чего голова моя была повернута влево. В годы молодости я, занимаясь вольной борьбой, однажды сильно потянул шею. Может быть, поэтому я вдруг почувствовал, что неумолимо куда-то проваливаюсь. Откуда-то издалека доносился до меня голос Смолина, а я вроде бы был где-то в другом месте или измерении... Без внимания Смолина это не осталось, и он спросил меня, нормально ли я себя чувствую. Вот такая история...

Многие годы Владимир Войнович пытался разобраться, что же с ним происходило тогда в гостинице «Метрополь». Вернувшись в Россию после коллапса СССР, он обратился к Борису Ельцину с просьбой помочь ему выяснить обстоятельства дела. Войнович вспоминает: «16 марта 1992 года в моей новой московской квартире раздался звонок:

— Владимир Николаевич, здравствуйте, с вами говорит сотрудник министерства безопасности России Анатолий Краюшкин. Мне поручено ответить на ваше письмо президенту. Я готов это сделать. Вы к нам приедете или я к вам?

Я сразу все понял. Если он ко мне — значит, приедет с пустыми руками. А мне он пустой не нужен.

— Конечно, я к вам, — сказал я.

И вот опять приемная КГБ-МБ на Кузнецком мосту... Принимали меня, естественно, двое. Сам Краюшкин (кажется, он начальник архива этого самого МБ) и его заместитель Сергей Ногин, которого по молодости лет сослуживцы зовут просто Сергей... Тут же папочка была развернута, и с нею открылись две бумаги, которые воспроизведем полностью. Вот первая:

«Секретно.

«Утверждаю»

Начальник управления «З» КГБ СССР (должность) (звание) (фамилия) (подпись).

24.Х.1990 г.

Постановление

«Об уничтожении архивного дела оперативной разработки № 34840 27 сентября 1990 г.»

Я, начальник отдела действующего резерва КГБ СССР _______________, рассмотрев материалы архивного дела оперативной разработки № 34840 «Гранин», нашел: ДОР «Гранин» заведено в 1977 году. В 1980 году Гранин с семьей выехал в ФРГ и указом Президиума Верховного Совета СССР за свои действия за границей был лишен советского гражданства. В октябре 1982 года дело было прекращено. В настоящее время материалы дела исторической и оперативной ценности не представляют.

Постановил: ДОР № 34840 «Гранин» в 10 томах (т. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10) уничтожить как не представляющее исторической и оперативной ценности.

Согласен. Начальник 8-го отдела управления «З» КГБ СССР (подпись) (фамилия)».

Начальником управления «З» в указанный период был генерал-майор Валерий Воротников. Начальником 8-го отдела — полковник Андрей Благовидов. А автором заключения об уничтожении архивного дела оперативной разработки на Гранина-Войновича был тот самый Геннадий Зареев, который стал полковником и занимал должность начальника отдела действующего резерва КГБ СССР, он работал заместителем начальника управления во Всесоюзном агентстве по защите авторских прав (ВААП).

Второй акт — об уничтожении дела оперативной подборки — мы не приводим. Уточним только, о чем речь. После лишения гражданства Войновича в 1981 году он стал иностранцем. На данную категорию лиц (иностранцев) при возникновении к отдельным из них оперативного интереса, в том числе при участии их в антисовет-ских акциях, заводились дела оперативной подборки. Цели этих подборок могли варьироваться от простого накопления материалов до выработки мер по компрометации или вербовке.

В повести Владимира Войновича «Дело 34480» со слов каких-то бывших чекистов упомянут «специалист по отравлениям по фамилии Цуркан». В действительности Михаил Цуркан был сотрудником 2-го отдела, занимавшегося «разработкой» различных националистов. В частности он был признанным специалистом по ОУН — Организации украинских националистов. Ими он занимался у себя на родине, в Украине, и как профессионал высокого уровня был переведен в 1972 году в Центральный аппарат, в 5-е управление КГБ. Службу в КГБ он закончил в звании полковника, начальника отдела действующего резерва, работая в ведомстве прикрытия — Всесоюзном спортивном обществе «Буревестник» — на должности заместителя председателя.

Коротко о судьбах тех из числа чекистов, с кем Войновичу довелось иметь дело. Большим умением у чекистов, прежде всего сотрудников 5-го управления КГБ, была способность очевидные поражения превращать в громкие победы. Так было и в ситуации с Войновичем. Несмотря на очевидный провал и скандал, никто из чекистов не пострадал. Наоборот, они были представлены жертвами провокации Войновича и западных спецслужб. Зареев вскоре стал старшим «опером» и майором. Полковник Смолин отправился в Саратов руководить тамошними чекистами и через несколько месяцев стал генералом.

Зареев, будучи никудышным «опером», довольно быстро дошел до должности начальника отделения, стал подполковником. Но вдруг распалась его семья. Инициатором развода выступила его супруга, ушедшая от него с младшим ребенком — сыном Алексеем, которому было полтора года. А была еще десятилетняя дочь Настя. На разводы в КГБ смотрели крайне отрицательно: раз в семье управлять не может, как же он может руководить коллективом. Зареева перевели на должность заместителя начальника отдела действующего резерва (потолок звания — подполковник) в издательство «Прогресс». Первоначально Зареев был капитаном, майором он стал после авантюры с Войновичем.

Вскоре после этого в Москву в отпуск из Афганистана прибыл находившийся там в длительной командировке бывший сослуживец Зареева по 2-му отделению Аужбикович. Отметив встречу, в сильно нетрезвом виде Зареев вернулся на работу и пристал к вахтерше при входе в здание. Бегая за ней и «улюлюкая», он в конце концов настиг ее и приступил к осуществлению своих планов, порвав женщине колготки... Усилиями сбежавшихся и вмешавшихся сотрудников издательства сексуальный агрессор был усмирен. От позора его быстренько перевели во Всесоюзное агентство по защите авторских прав, где, умерив свой пыл, он дослужился до должности начальника отдела действующего резерва и звания полковника.

Генерал Пасс Смолин ознаменовал свое пребывание в Саратове разгоном в 1981 го-ду редакции журнала «Волна» после публикации статьи литературного критика Михаила Лобанова. От скуки Смолин завел себе хобби: увлекся охотой. Число убитых им и его приятелями диких зверей достигло совершенно немыслимых пределов. Итогом охотничьей деятельности Смолина стал приказ по КГБ СССР (с описанием его подвигов) и смещение с должности, чему способствовало аморальное поведение его дочери во время нахождения в Центральном госпитале КГБ СССР, откуда в связи с этим поведением она была досрочно выписана.

Теперь несколько слов о новых знакомых Войновича уже из числа сотрудников министерства безопасности России. Краюшкин был генералом и начальником крупного подразделения, бывшего 10-го отдела КГБ СССР. Традиционно в состав этого подразделения входил не только архив КГБ со своим начальником в звании полковника, но и Лефортовская тюрьма, которая была следственным изолятором КГБ. К этому следует добавить еще и объект в подмосковном городе Чехов, где в середине 1970 годов был размещен в глубоких подземных забетонированных хранилищах основной массив архива КГБ СССР. Хранилище было рассчитано на ядерный удар, хранимые материалы должны были уцелеть даже в ядерном огне. Ногин был помощником генерала Краюшкина. В КГБ Ногина пристроил отец, в прошлом сотрудник военной контрразведки.

Предприимчивый Сергей Ногин создал вместе с еще одним сотрудником органов госбезопасности Юрием Алехиным «малое предприятие» по быстрой спецпроверке выезжающих за границу граждан. Они нашли контакт с консульским управлением МИД СССР, при котором официально было зарегистрировано их малое предприятие, и занимались оформлением загранпаспортов на коммерческой основе. Третьим человеком в компании стал бывший сотрудник 3-го отдела 5-го управления КГБ СССР Вячеслав Русанов, уволенный из КГБ в конце 1970-х годов после того, как в пьяном виде насмерть сбил пешехода. Дело замяли, но Русанова перевели в Центральный совет «Динамо», где к тому времени трудился полковник Виктор Гостев, непродолжительное время он был заместителем руководителя 1-го отдела 5-го управления КГБ, который возглавлял полковник Смолин.

Схема заработала. Русланов также зарегистрировал малое предприятие, помогая спортсменам и сотрудникам общества «Динамо» в оформлении паспортов, но основным направлением его деятельности было привлечение клиентов, которым срочно требовался заграничный паспорт, посредством рекламы. Одновременно он помогал в срочном оформлении проверок в МГБ России через коммерческую фирму Ногина и Алехина, действующую под эгидой консульского управления МИД РФ.

В зависимости от скорости оформления документов стоимость колебалась от 200-т до 300 долларов за паспорт. От желающих не было отбоя. Деньги потекли рекой. Пьяница Алехин большую часть их прогуливал, правда, не один. К приятному времяпрепровождению он привлек генерала Краюшкина, с которым они коротали время в компании недешево стоящих девиц в сауне «Динамо». Отдых уставших от дел российских чекистов оплачивал щедрый Русланов. Зато проблем со срочным оформлением паспортов ни у кого не было, пока малым предприятием не занялась военная прокуратура. Краюшкин и Алехин отделались легким испугом. Ногин и ряд сотрудников, занимавшихся спецпроверкой, были преданы суду. Впрочем, получили они всего лишь условные сроки. Наступили либеральные времена.

(Продовження 

в наступному номері.)