Записки бывшего подполковника КГБ: операция «Паук», или Как велась «разработка» Мстислава Ростроповича и Александра Солженицына

(Продовження. Початок 

у №№ 44—53 за 2020 р., 

та №1—3 за 2021 р.)

«Литературная группа»

За творческими союзами в 5-м управлении КГБ оперативно наблюдало 2-е отделение 1-го отдела. Руководил этим подразделением подполковник Владимир Струнин. Заместителем начальника 2-го отделения был подполковник Валентин Бетеев, имевший странность настаивать на том, чтобы его называли Владимиром Ильичом. Закончил он службу в звании генерал-майора, начальника УКГБ в Ивановской области.

В бытность КГБ СССР в 1-м отделе 5-го управления существовала во 2-м его отделении так называемая «литературная группа». Была она традиционно немногочисленна и в начале 1970-х годов состояла из старшего оперуполномоченного — капитана Геннадия Зареева, старшего оперуполномоченного — капитана Eвгения Аужбиковича, старшего оперуполномоченного — майора Виктора Федотова, оперуполномоченного — капитана Николая Никандрова, младшего оперуполномоченного — младшего лейтенанта, которым был в ту пору автор этих строк, — Владимира Попова. Зареев курировал Государственный комитет Совета Министров СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли (Госкомиздат СССР), Госкомиздат РСФСР и издательство «Прогресс».

Кроме того, совместно с переведенным из 5-го отдела УКГБ в Новосибирской области Никандровым Зареев курировал Союз писателей СССР и Российской Федерации и Институт мировой литературы имени А. М. Горького. Федотов оперативно обслуживал литературный институт имени Горького, высшие литературные и сценарные курсы при данном вузе, редакции «Литературной газеты» и «Литературной России», а также издательство «Советский писатель». Оперативный участок Аужбиковича был в стадии определения. Ему же была поручена координация деятельности 5-го управления КГБ с соответствующими подразделениями, действующими в органах социалистических стран.

Службу Зареев закончил в звании полковника, занимавшего должность начальника отдела действующего резерва, прикрытием которого была должность заместителя начальника управления во Всесоюзном агентстве по защите авторских прав (ВААП). Аужбикович погиб в автомобильной аварии в начале 1980-х годов, направляясь на подмосковную дачу. Никандров закончил службу начальником 1-го отдела Центра общественных связей (ЦОС) КГБ СССР в звании полковника. Там же, в ЦОС, завершил службу автор этих строк в должности консультанта 2-го отдела и звании подполковника.

Во 2-м отделении служили также старший оперуполномочен-ный майор Николай Жаворонков, оперуполномоченный Владимир Цибизизов, младшие оперупол-номоченные Вячеслав Петров и Валерий Киселев. Бетеев курировал Союз композиторов СССР, Жавороков совместно с Петровым — Союз художников и Союз архитекторов СССР, Цибизов — Союз театральных деятелей СССР, Киселев — Госконцерт СССР.

Частым гостем в «литературной группе» 2-го отделения 1-го отдела 5-го управления КГБ был Владимир Зубков, напористый и чрезвычайно де-ятельный офицер, имевший це-лый ряд серьезных агентурных приобретений, благодаря чему он быстро продвигался по службе. На руинах КГБ он сделал блестящую карьеру.

Обширная информация, отражавшая все аспекты жизни огромной страны советов, получаемая и систематизированная органами госбезопасности, поступала в центр, то есть в КГБ СССР в Москве. Оперативные подразделения центрального аппарата КГБ СССР в процессе агентурно-оперативной деятельности также добывали информацию в со-ответствии с направлениями своей деятельности. На основе обобщения информации с мест и в столице вырабатывалась стратегия и тактика деятельности органов КГБ СССР по предотвращению враждебных советскому строю проявлений. Также на основе полученной и обобщенной информации готовились информационные справки в инстанцию — ЦК КПСС, партийные органы на местах и периферийные подразделения органов госбезопасности.

В КГБ союзных республик тоже существовали подобные «литературные группы». В областных и краевых управлениях подобные функции выполнял конкретный оперативный работник соответствующего 5-го подразделения. «Напрасно считают, что активнее всего мы работали с московскими писателями», — вспоминал Филипп Бобков (журнал «Русская жизнь», 

12 августа 2008 года. — Авт.). — Далеко не только с московскими».

Информация, отражавшая положение в писательской среде со всей территории страны, поступала в «литературную группу» в 1-й отдел 5-го управления КГБ. С момента создания в 1967 году 5-го управления КГБ в «литературной группе» скапливался огромный информационный массив, состоявший преимущественно из сообщений агентуры КГБ. Все эти донесения докладывались в литерное дело № 1110, размер которого превышал 100 томов, более 300 страниц каждый.

Объем томов был ограничен размером коробок для архивного хранения. По этой причине тома не могли превышать определенный размер. Если же учесть, что все документы печатались с обеих сторон листа, не трудно представить колоссальный объем информации, сосредоточенный в этих томах. Так что соответствующие подразделения спецслужб были в полной мере информированы о процессах, происходивших в творческих организациях СССР.

«Основная задача сканирования общественных процессов среди творческой интеллигенции заключалась в том, чтобы способствовать развитию, как у нас говорили, советской литературы и искусства», — вспоминал генерал-майор ФСБ в отставке Александр Михайлов. До краха ГКЧП и последовавшего затем упразднения КГБ и распада Советского Союза он был сотрудником 5-го отдела, ставшего позднее 5-й службой управления КГБ СССР в Москве и Московской области. Среди завербованных им журналистов был Леонид Трахтенберг, которого коллеги называли «Леня Трах». В 1970-е годы он был сотрудником редакции газеты «Московский комсомолец».

Мстислав Ростропович, Галина Вишневская, Александр Солженицын

Изначально, с момента моего зачисления в «литературную группу», было решено, что я должен буду принять от Геннадия Заре-ева объекты его оперативного обслуживания. Он же должен был стать моим наставником в деле постижения оперативных навыков. Крайне неорганизованный, вечно куда-то спешивший и повсеместно опаздывающий Зареев не находил времени на мою подготовку и передачу объектов оперативного обслуживания и агентуры, работающей на них.

Как-то мы посетили с ним Госкомиздат РСФСР, где Зареев получил от руководства ведомства абонементы на получение книг по закрытому списку, по которому книги редких изданий получали руководители партии и правительства СССР и члены коллегий союзных ведомств. Для КГБ, по договоренности с руководством Госкомиздата, делалось исключение, и, кроме членов коллегии, абонементы получали отдельные заместители начальника 5-го уп-равления КГБ Филиппа Бобкова, который был членом коллегии, его заместитель — генерал Иван Абрамов, куратор 1-го отдела, начальник 1-го отдела — полковник Пас Смолин, начальник 2-го отделения — подполковник Струнин. Не забывал при этом капитан Зареев и о себе.

Вся моя мнимая подготовка по индивидуальному плану свелась к ознакомлению, а точнее, приведению мною в элементарный порядок оперативной «разработки» на выдающегося виолончелиста и дирижера Мстислава Ростроповича. Вел это дело Валентин Бетеев. Представляло оно из себя две папки с неподшитыми, как того требовали инструкции по ведению секретного делопроизводства, документами. Одной из них была официально полученная из центрального архива обложка для ведения подобных дел, другой же — обыкновенная кожаная папка, в которой были собраны шифротелеграммы из зарубежных резидентур с информацией о Ростроповиче и материалы западных СМИ, по-священные перипетиям его дела и реакции на него общественности западных стран.

При знакомстве с «разработкой» на Мстислава Ростроповича мне открывалась картина откровенной травли его и его супруги — солистки Большого театра Галины Вишневской. Из дела со всей очевидностью следовало, что КГБ преднамеренно создавало для двух выдающихся исполнителей абсолютно невыносимые условия. Причиной развязанной кампании была поддержка Ростроповичем бывшего школьного учителя, а до того — политического заключенного, начинающего писателя Александра Солженицына, который жил теперь на их даче в подмосковном элитном дачном поселке Жуковка, где в советские времена располагались дачи советской и партийной элиты.

Проведение оперативных мероприятий касательно Александра Солженицына было крайне затруднено тем, что соседом  Мстислава Ростроповича и его супруги был министр внутренних дел Николай Щелоков, дача которого граничила с дачей Ростроповича. «Разработку» Солженицына осуществляло 1-е отделение 9-го отдела 5-го управления КГБ. «Разработка» эта даже имела свое кодовое название: «Паук».

В какой-то момент, когда ни Ростроповича, ни Солженицына не было на даче, офицеры, задействованные в «Пауке», устремились на дачу с целью установки аппаратуры слухового контроля во флигеле дачи, занимаемом писателем. По словам сотрудника отделения — полковника Имерика Шевелева, когда он приблизился к забору, навстречу ему устремился человек в пижаме (дело происходило на рассвете) и ударом в лицо сбил его с ног, после чего скрылся на территории дачи министра Николая Щелокова. Шевелев уверял, что это был сам министр.

Подобное соседство, конечно же, не могло устраивать «разработчиков» Солженицына. Для них не являлось секретом и то, что, пользуясь соседскими отношениями с Щелоковым, Ростропович познакомил его с Солженицыным и его произведениями. Министр расположился к бывшему фронтовику, каковым был он сам, и встал на защиту гонимого писателя. Он даже помогал Солженицыну в работе над романом «Август Четырнадцатого», найдя для него военные карты того времени.

В еще большей степени лично Юрия  Андропова не устраивало, что Щелоков пользовался расположением Брежнева и имел возможность представлять ему информацию о Солженицыне, Ростроповиче и Вишневской в ином свете, нежели это делало КГБ. Чтобы перекрыть этот канал информации, Андропов принял решение устранить Ростроповича и Вишневскую. Поскольку посадить их было невозможно (люди они были всемирно известные), пришлось создать им невыносимые условия, при которых эмиграция Вишневской и Ростроповича оказывалась для них единственным выходом. План этот сработал. Другое дело, что выезд Ростроповича и Вишневской практически совпал с высылкой самого Солженицына. После 13 февраля 1974 года необходимости в выезде Ростроповича и Вишневской с точки зрения КГБ уже не было, но слишком много крови было им к этому моменту испорчено:

«Генеральному секретарю ЦК КПСС — товарищу Л. И. Брежневу.

В последние годы вокруг нашей семьи создавалась невы-носимая обстановка травли и позорного ограничения нашей творческой деятельности, игнорирования нашего искусства. Мы много раз письменно обращались к вам с просьбой о помощи, но ответа не получали. Не видя выхода из создавшегося трагического положения, просим вашего указания о разрешении выезда нам с двумя детьми за границу на два года.

С искренним уважениемГалина Вишневская, Мстислав Ростропович».

Спустя много лет Ростропович вспоминал: «Обстоятельства, побудившие нас уехать, были ужасающие. Мы, по сути, были лишены работы... Помню, как нас выгоняли с записи оперы «Тоска». «Ваша «Тоска» никому не нужна», — кричали они. Последовавшая за этим кампания травли ясно показала, что советское правительство поставило перед собой цель нас полностью уничтожить. А за что? За то, что мы разрешили Александру Солженицыну жить у нас на даче. Нас довели до полного отчаяния. Не в силах больше терпеть издевательства, я написал Брежневу письмо с просьбой выпустить нашу семью за границу на два года. Я мотивировал это тем, что нам не дают возможности работать по специальности. 29 марта 1974 года я лично отвез заявление в ЦК партии, а когда вернулся домой, буквально минут через 10, Галина уже разговаривала по телефону с заместителем министра культуры Василием Кухарским, который сам позвонил нам и попросил, чтобы мы немедленно приехали к нему. Когда мы приехали в министерство культуры, он сказал, что, насколько он понимает, советское правительство не будет возражать против нашего выезда. Было ясно, что наша судьба была решена заранее, просто они искали удобного случая, чтобы от нас избавиться. Помню, я хотел остаться на две недели, чтобы присутствовать на конкурсе имени Чайковского, где играли мои ученики и где я был бессменным председателем виолончельной секции. Об этом я лично просил министра культуры Екатерину Фурцеву, но ее ответ был твердым и недвусмысленным: «Уезжайте немедленно» (из интервью с корреспондентом «Голоса Америки» Люсьеном Фиксом. «Заметки по еврейской истории», № 12 (103), декабрь 2008 года).

Бывший начальник 5-го уп-равления КГБ — генерал Бобков, лично руководивший «разработкой» писателя Александра Солженицына и академика Андрея Сахарова, выйдя на пенсию с должности первого заместителя председателя КГБ СССР в звании генерала армии, занялся написанием насквозь лживых книг. «Никого мы не высылали, они сами уезжали», — писал он.

Вот как вспоминал свой «добровольный» отъезд художник Михаил Шемякин: «Человек, представившийся полковником Смирновым, беседовал со мной очень вежливо. «У вас три пути на выбор. Первый — снова очутиться в сумасшедшем доме, только уже на долгий срок, второй — попасть в лагерь, откуда вы не выйдете, потому что будете все время получать дополнительные сроки перед освобождением, а третий — тот, который мы вам предлагаем и от души советуем: бесшумно покинуть Советский Союз. Не скрою: условия будут тяжелые, вы не имеете права даже с родителями попрощаться, не говоря уж о том, чтобы поставить их об отъезде в известность. С собой не должны брать ничего, даже маленький чемоданчик, а на начало заграничной жизни мы вам даем 50 долларов» («Бульвар Гордона», № 50 (294), 14 декабря 2010 года).

Так что, формально говоря, Филипп Бобков был прав: «они сами уезжали», если предоставлялась такая возможность, — после того, как жертвам в КГБ разъясняли альтернативные ва-рианты, точнее, их отсутствие.

(Продовження 

в наступному номері.)