Портрет предателя: как комбриг Сергей Стороженко Родиной торговал

Измена командования Перевальненской 36-й отдельной бригады береговой обороны — одна из трагических страниц оккупации Крыма. Далее о том, как это было.

В сентябре 2015 года украинский парламент, как известно, наконец «созрел», чтобы опреде-литься с точной датой начала агрессии России против Украины — 20 февраля 2014 года. Точнее, «перезрел», так как при желании это можно и нужно было сделать еще в конце марта 2014 года. Сразу после того, как российское минобороны принялось вешать на грудь всем подряд — от новоиспеченного «главы Крыма» Сергея Аксенова до последнего местного «беркутовца» — свою ведомственную медаль «За возвращение Крыма». А потом еще и пустило её в свободную продажу по 490 рублей за штуку. Напомню, на реверсе той медали выбит точный срок исторического «воз-вращения» — 20.02.2014-го — 18.03.2014 г.

С самим понятием «агрессия» нашим законодателям тоже не нужно было слишком напрягаться. За них это сделала очень давно, 14 декабря 1974 года, Генассамблея ООН в своей известной резолюции № 3314. Ведь в статье 3 пункта Е черным по белому написано: «Применение вооруженных сил одного государства, находящихся на территории другого государства по соглашению с государством, которое принимает, в нарушение условий, предусмотренных соглашением, или любое продолжение их пребывания на такой территории в случае прекращения действия соглашения».

Поэтому стоило тогда не выдумывать каких-то загадоч-ных, чуть ли не милых сердцу «зеленых человечков», «веж-ливых людей», а называть вещи своими именами. Как это, собственно, сделал на месте не кто-нибудь, а сам командир крупнейшего украинского соединения на полуострове — Перевальненской 36-й отдельной бригады береговой обороны — уроженец Харькова, полковник Сергей Стороженко. Тот самый, которому впоследствии новое начальство из штаба российского Черноморского флота с помпой вручит упомянутую выше медальку «За возвращение Крыма». Ну, и уж совсем церемониально, под медь военного оркестра — боевое знамя с двуглавым орлом и все такое.

Кто-кто, а «Сторож», как между собой называли его офи-церы, действительно ее «заслужил». Долго «не сопротивлялся» и чуть ли не сразу принял все условия «вежливых» визави, обставив этот «вынужденный» шаг якобы невыполнением военным ведомством Украины перед ним условий контракта. Впрочем, тогда, в начале марта 2014 года, отечественным и иностранным журналистам полковник «заливал» другое. Например, искренне признался, что в осаде его бригаду держат российские «ВДВшники» и он напрямую контактирует с их начальником в звании полковника.

«Пока здесь находятся российские войска, — звучит найденный в моем диктофоне необ-ходимый файл, — ни о каком взаимодействии речь идти не может... Боевой дух бригады высокий... Готов действовать по уставу в случае нарушения границ поста... Караул и дежурное подразделение находятся в готовности... Командир (российских десантников. — Авт.) заверил, что попыток проникновения на территорию части не будет».

Конечно, большинство медийщиков в тот момент и не подозревали, что на самом деле комбриг, который излучал твердость духа и самоуверенность, ведет двойную игру, и самое главное — уже в шаге от банальной измены. Об этом на своей странице в «Фейсбуке» более пространно написал тогдашний командир горно-пехотного батальона 36-й бригады — подполковник Юрий Головашенко. Юрий, как и еще несколько командиров линейных подразделений этого соединения остался верен военной присяге, вернулся на материк и сейчас продолжает службу в украинской армии. К написанию мемуаров его побудили военные флотские журналисты. Они намерены собрать как можно больше подобных воспоминаний очевидцев и в итоге выдать что-то вроде «хроники крымской измены». Кстати, Головашенко с самого начала, то есть с момента создания горно-пехотного батальона занимался подготовкой своих бойцов, провел с ними в окружающих горах не один полевой выход.

Вот что он вспоминает: «2.03.2014 г., воскресенье. В 4.00 к КПП танкового городка подъехал российский «Тигр» (ничего не напоминает? — Авт.). С 7.00 мы на КП бригады ждем Стороженко. Приехал. Сказал, что выдвинули (российские военно-служащие. — Авт.) требования: сдать оружие и не оказывать сопротивления. Я был шокирован! Позвонил отцу и сыну, они выехали из Киева. Сказал жене собирать вещи».

«Весь день была непонятная возня. «Сторож» постоянно мотался то в штаб, то к русским в базовый лагерь. Идиоты разместились в яме за парком, «зенитки», одна минбатр разделала б их под орех с пол б/к (боекомплект. — Авт.). Видно было, что «Сторож» напуган, да и все эти дни он был на измене... Но к вечеру осмелел. Начал вести себя увереннее. Часов около 16.00 все собрались на КП. Пришло наше чудо, бросило шапку на стол и сказало: «Я людей «ложить» не буду, сдаю бригаду». Сказать, что все были шокированы, — это ничего не сказать. «Сторож» бодро пытался поговорить с исполняющим обязанности министра обороны Украины, для чего ему начсвязи надиктовал телефон. Я втихаря тоже записал. Однако тот ему на звонок не ответил, или же «Сторож» просто не набрал номер. После чего он достал бумагу от Березовского (командующего ВМС Украины, который на тот момент уже перешел на сторону россиян. — Авт.), зачитал и отправил всех сдавать оружие. Я был взбешен. Кому доверять, не знал. Комбригу до этого доверял. «Сторож» — штатный, законный командир бригады. Первое лицо, все связи через него, а я его подчиненный...

Отец не успевал. Я вызвал своего доверенного бойца с машиной, забрал его автомат и попросил спрятать жену и детей в Симферополе до приезда моих отца и сына, подальше от казачков и самообороны. Позвонил жене, сказал, чтобы собиралась. Через полчаса они уехали, даже я не знал, куда. Стал увереннее. В тот момент понял, что мне «каюк», живым из Крыма не уйду. Но ошибся.

Собрал «замов», поговорили. Зампотех «слился» сразу (потом забухал — и фиг с ним). Собрал ротных, затем остальных офицеров — меня все поддержали. Значит, не зря четыре года был у них комбатом и ишачил со всеми.

Понимал, что Крым уже потерян. Начались захваты частей, но народ держится и смотрит на нас — самую большую сухопутную часть в Крыму. Стоит ей «слиться», «посыпятся» все остальные, и тогда наши на материке не успеют привестись в «полную» (боевую готовность. — Авт.), и «трындец» всем надеждам. Я командовал самым большим ГПБ (горно-пехотным батальоном. — Авт.) — единственным развернутым батальоном в части, а потому «Сторож» как бы не хотел «слить» бригаду без моего согласия. Я пошел ва-банк. В присутствии своих офицеров набираю номер телефона Тенюха (министра обороны Украины на то время. — Авт.), и он ответил.

Доложил обстановку, предложил вывести батальон своим ходом через горы, ведь мы знали их лучше русских. Тенюх сказал, что перезвонит. Перезвонил через 10 минут, приказал держаться и не поднимать панику, мол, комбриг на месте, и все, конец связи. Пока я это пересказывал и мы думали, что делать дальше, прибежал посыльный и сказал, что меня вызывают срочно в штаб к комбригу. Остались ротные и «замы», остальные ушли на места. Встал я, и за мной встали мои подчиненные (в тот момент это были самые близкие и дорогие мне люди, я готов был глотку перегрызть за каждого). 

Придя в штаб, зашел в приемную, начал ждать, когда вызовут. Вышел замполит (подполковник Бойко. — Авт.). Увидев нас, аж в лице поменялся и убежал с телефоном возле уха. Через минуту вышел начразведки, у него чуть очки не лопнули. Короче, мы сидели минут десять, пока созрел «вождь». Вышел и заявил, что нужно пройти в клуб для общего собрания офицеров. Я сказал, мол, в клуб так в клуб. И дал команду своим следовать за мной.

«Сторож» был шокирован, он не ожидал, что мои офицеры будут слушать меня, а не его, и спросил, зачем мы приходили. Я, пропуская мимо ушей тот факт, что он меня вызвал, сказал, что есть разговор. Мы прошли в комнату для брифингов. Он с ходу начал обрабатывать моих «замов», ротные стоя слушали и рычали. Меня перебивал и не давал слова вставить, рассказывал, что это (в Киеве. — Авт.) переворот и хунта, власть нелегитимна и за это «класть» людей и умирать не будет. Но мои «замы» дали ему достойный отпор.

После разговора, не переубедив нас ни в чем, он отправил нас в клуб на офицерское собрание. К этому моменту там уже все собрались. Зал делился на три зоны: первая — офицеры управления, вторая — маленькие батальоны и отдельные подразделения, третья — мой ГПБ. С оружием были только мои, остальные его уже сдали. После нас зашел «Сторож». Пытаясь пошутить, назвал нас милитаристами. А далее начал говорить про вооруженный переворот, про неправильную смену власти, про правильных военных, которые стоят у наших ворот, за спинами которых нормальная и сильная власть, и что в данной ситуации не за что «класть» подчиненный личный состав и что из Киева сказали: ни в коем случае не открывать огонь и не провоцировать кровопролитие, завтра здесь будет новый командующий Березовский, он тоже выступит, а также потребовал всем сдать оружие.

Парк (боевых машин. — Авт.) уже был окружен, и прорваться туда можно было только с боем. На территории же городка находилась техника первой роты мехбата и их «минометка» (батарея. — Авт.). «Сторож» предложил на следующий день начать с них, потом — парк. В тот момент я уже не выдержал и встал со своего места:

— Если других вариантов нет, то «разряжать» наше единственное подразделение нельзя. Можно притупить внимание русских и потихоньку отправлять рабкоманду в парк. Пусть тянут время, пока наше правительство в Киеве не примет решение.

«Сторожа» аж перекосило (трибуна расположена была в двух метрах от моего места), он повернулся ко мне и прошипел что-то вроде: «Я с тобой еще разберусь». Я, делая вид, что не расслышал, прошу очень громко повторить сказанное. И тут он говорит: «Хорошо, можно и так. Все свободны, жду доклада о сдаче оружия». Он сказал это в своей обычной манере, даже не думая, что кто-то ослушается, и вышел. И тут Жук (полковник, заместитель командира бригады. — Авт.) начинает командовать, чтобы все «валили». Но меня прорвало, и я начал откровенно с «матами» орать, что это чистой воды предательство и что Березовского я завтра арестую, как только увижу.

Подключились мои. Со сторо-ны Жука был Бойко (заместитель командира бригады по гуманитарным вопросам, кстати, приятель Сергея Аксенова. — Авт.), редкое «чмо», одно из основных лиц, участвующих в сдаче Крыма. Началась словесная перепалка. На нашу сторону стали командиры ТБ (танкового батальона. — Авт.) и ГСАД (гаубичного самоходного артдивизиона. — Авт.). Когда аргументы закончились, Жук предложил идти к «Сторожу», и мы пошли.

В «брифинг-руме» «Сторож» тоже не смог переубедить нас. Сказал, что на 22.00 снова сбор. Там мне уже стало совсем плохо (на нервной почве у меня падает давление, может упасть до сорока, в АТО прямо в блиндаже капельницу ставили, когда в госпиталь ехать отказался). «Сторож» на радостях меня хотел в санчасть положить. Я пришел в кабинет, вызвал «зама», молодого хорошего парня, сказал, что основная работа сделана, народ на стороне правды и не боится это сказать. Мол, пойдешь за старшего, должно быть все нормально, если что — зови. Сел, выпил таблетку и уснул. День для меня закончился...»

Согласитесь, что при другом командном раскладе в Перевальном, сознании и адекватности высшего руководства в Киеве колесо истории в Крыму могло 

раскрутиться по-другому. Хотя бы потому, что здешняя бригада береговой охраны могла бы спутать все карты организаторам «крымской весны». По крайней мере создать серьезные проблемы вооруженным только штатным стрелковым оружием российским десантникам. Это тот случай, когда кадры решали все. Только дальнейшие, донбасские, события в АТО в этом всех убедили. А тогда, в марте 2014 года, к сожалению, случилось то, что случилось.

Степан ШЛЯХОВ,

военный эксперт

Материал был опубликован 

в издании «Крым. Реалии» 

26.09.2015 г.