Записки бывшего подполковника КГБ: французская «фирма» Юрия Андропова и Евгения Питовранова

(Продовження. Початок 

у № 44 від 28.10. 2020 р., 

№ 45 від 4.11.2020 р., 

№ 46 від 11.11.2020 р., 

№ 47 від 18.11.2020 р., 

№ 48 від 25.11.2020 р., 

№ 49 від 2.12.2020 р.,

№ 50 від 9.12.2020 р.,

№ 51 від 16.12.2020 р., 

№ 52 від 23.12.2020 р.)

«Фирма»

В 1967 году в Париже согласно договоренностям на высшем уровне между Францией и СССР была образована «Франко-советская торговая палата». В Москве открылся ее филиал. Тогда же начала действовать спецрезидентура советской внешней разведки (Первое главное управление КГБ при Совете министров СССР), созданная по личному указанию главы КГБ Юрия Андропова. Руководителем этой глубоко законспирированной разведывательной структуры Юрий Андропов назначил Евгения Питовранова, занимавшего должность заместителя председателя ТПП. Новая структура получила название «Фирма». Питовранов вспоминает: «Значительных достижений удалось добиться во Франции. Заведовать филиалом «Фирмы» был отправлен большой знаток страны и особенностей французской души».

В итоге в числе друзей «Фир-мы» оказались «многочисленные политики, бизнесмены, их родственники, жены и любовницы». Особые советско-французские отношения в 1970-х годах во многом обеспечивались личной разведкой Андропова — резидентурой Питовранова. Леонид Брежнев, собираясь в Париж, точно знал, что будут просить французы на переговорах и до каких пределов они готовы отступать.

Главные оперативные вопросы решались лично Андроповым. Он же распорядился сделать так, чтобы у отдела «П» (так в беседах с журналистами Питовранов называл руководимую им резидентуру) был отдельный бюджет и независимые от КГБ каналы связи с представителями за рубежом. Разумеется, Питовранов предложил себя в качестве резидента, организующего работу с завербованными агентами: «Моя новая задача состояла в том, чтобы найти десятка два человек, на которых можно было положиться. Я их нашел. Я не снимал этих людей с их работы во внешнеторговых структурах, а просто включал в свою орбиту, нацеливал на дополнительные вопросы. Они стали переключаться с конкретных коммерческих операций на серьезные и перспективные оперативные дела».

Здесь требуется уточнение: резидент, кем бы он ни был в прошлом, даже заместитель министра госбезопасности, каковым являлся Питовранов, не имел права на вербовку агентов. Их всегда вербовали оперативные сотрудники спецслужб. Только позже получившие навыки агентурной работы агенты передавались на связь резиденту.

Внешнеторговые организации традиционно в своем составе имели достаточное количество агентуры КГБ. В каждом иностранце виделся потенциальный злодей-шпион. Поэтому всех, кто по службе имел контакты с иностранцами, вербовали поголовно. Нежелавших становиться агентами КГБ изгоняли с работы как людей, не пользовавшихся политическим доверием. Являясь негласными помощниками органов госбезопасности, агенты, естественно, оставались на своей работе и продолжали выполнять обычные функции, добавляя к ним выполнение заданий, получаемых от спецслужб.

Питовранов привлек на работу в ТПП бывшего заведующего одной из кафедр Высшей школы КГБ Николая Князева, поручив ему ведать кадрами ТПП. В резидентуре («Фирмы») он являлся заместителем ее руководителя и занимался контрразведкой. В дополнение к Николаю Князеву Евгений Питовранов взял на работу в «Фирму» еще одного своего бывшего сослуживца — Хачика Оганесяна, которому поручил заниматься вопросами разведки.

Агентурная пара Наталья Петрова — Серуш Бабек, как и пара Серуш Бабек — Шабтай Калманович за рубежом тоже трудились в интересах «Фирмы» Евгения Питовранова. За короткий срок они заработали огромные денежные средства, сами при этом сказочно разбогатев. После кончины Серуша Бабека в 1992 году дело продолжила его вдова Наталья Петрова, ставшая благодаря этому одной из самых состоятельных женщин России (жила она на две страны — в России и Швейцарии).

По словам Александра Киселева, в середине 1970-х годов «Фирма» стала самостоятельным отделом спецопераций (финансовая разведка, отдел «Ф») управления «С» (нелегальная разведка) ПГУ КГБ СССР под общим руководством Евгения Питовранова, числившегося старшим консультантом, и оперативным руководством начальника отдела — полковника (позднее генерал-майора) Александра Киселева.

Восхождение Юрия Андропова

Работа в отделе «Ф» сблизила Питовранова и Андропова. Киселев в своей книге «Сталинский фаворит с Лубянки» не без патетики отмечал, что атмосфера их встреч была «не просто товарищеской, но искренне уважительной, даже возвышенно-сердечной. В приватной обстановке Юрий Владимирович обращался к Евгению Петровичу не иначе как Женя и даже Женечка».

Биография Андропова по сей день — загадка. Неизвестно, кто был его отцом. Остается невыясненным и вопрос о его национальности и социальном происхождении. При вступлении Андропова в партию в 1937 году касательно него велось партийное дознание, так как к его анкете возникало достаточное количество вопросов. Четыре раза ему пришлось давать объяснения. С учетом того, что он открестился от еврея-деда, бывшего купцом-ювелиром, и смог предстать пролетарием с правильной биографией, в партию он все же был принят.

Андропов сумел, не участвуя в боевых действиях партизан в Карелии в период ее оккупации гитлеровскими войсками, прославиться как организатор партизанского движения. Бывший первый секретарь Карело-Финского обкома ВКП(б) Геннадий Куприянов, в годы войны член Военного совета Карельского фронта, организатор подполья и повседневный руководитель подпольных райкомов, вспоминал, что во время войны вопрос об отправке Андропова на работу в подполье ставился несколько раз. «Но Юрий Владимирович сам не просился послать его на войну, в подполье или партизаны, как настойчиво просились многие работники старше его по возрасту. Больше того, он часто жаловался на больные почки и слабое здоровье в целом. Был у него и еще один довод для отказа: в Беломорске у него жила жена, которая только что родила ребенка. А его первая жена, жившая в Ярославле, забрасывала нас письмами с жалобой на то, что он мало помогает их детям, что они голодают и ходят без обуви (именно мы заставили Юрия Владимировича помогать своим детям от первой жены). Все это не давало мне морального права применить высшую силу, высшее право послать Юрия Андропова в партизаны, руководствуясь партийной дисциплиной». 

Нелестные слова об Андропове Куприянов написал после нескольких лет пребывания в тюрьме в связи с так называемым «Ленинградским делом» 1948 года, причем арестован он был отчасти из-за Андропова. «В июле 1949 года, — вспоминал Куприянов, — когда руководящие работники Ленинграда были уже арестованы, Георгий Маленков начал присылать к нам в Петрозаводск комиссию за комиссией, чтобы собрать материал для ареста меня и других товарищей, ранее работавших в Ленинграде. Нас обвиняли в следующем: мы, работники ЦК КП... — политически близорукие люди, носимся с подпольщиками и превозносим их работу, просим наградить их орденами. А на самом деле каждого из тех, кто работал в тылу врага, надо тщательно проверять и ни в коем случае не допускать на руководящую работу. Кое-кого и арестовать! Я сказал, что у меня нет никаких оснований не доверять людям, что все они честные и преданные партии, что свою преданность родине они доказали на деле, работая в тяжелых условиях, рискуя жизнью. Весь этот разговор происходил в ЦК партии Карелии, присутствовали все секретари. Я сказал, ища поддержки у своих товарищей, что вот Юрий Андропов, мой первый заместитель, хорошо знает всех этих людей, так как принимал участие в подборе, 

обучении и отправке их в тыл врага, когда работал первым секретарем ЦК комсомола, и может подтвердить правоту моих слов. И вот, к моему великому изумлению, Юрий Владимирович встал и заявил: «Никакого участия в организации подпольной работы я не принимал. Ничего о работе подпольщиков не знаю. И ни за кого из работавших в подполье ручаться не могу». Спорить было бесполезно. Андропов как умный человек видел, куда клонится дело, и поспешил отмежеваться. А ведь до этого в течение десяти лет у нас не было с ним разногласий ни по одному вопросу... Андропов спустя год после моего ареста пошел на повышение, добравшись до большой власти». История ареста Куприянова стала классическим примером сталинских расправ с номенклатурными партийными работниками и военными. 

Юрий Андропов 21 июня 1951 года был переведен на работу в аппарат ЦК КПСС в качестве инспектора, контролировавшего работу партийных организаций прибалтийских республик. Начиналось его восхождение к вершинам власти. Оказавшись во главе КГБ, будучи совершенно неготовым для занятия новой для себя и крайне ответственной должности, Андропов испытывал обоснованное чувство тревоги. Опасений добавляло отсутствие у него своей команды, на которую он мог бы опереться. Не могло не тревожить и то, что осторожный Леонид Брежнев, пришедший к власти в результате переворота, окружил вновь назначенного главу КГБ своими доверенными людьми. В заместителях Юрия Андропова оказался Семен Цвигун, занимавший пост заместителя председателя КГБ Молдавской ССР, когда первым секретарем ЦК КП Молдавии был Леонид Брежнев. На должность зампреда КГБ Цвигун был переведен с поста председателя КГБ Азербайджанской ССР. Другим доверенным человеком Брежнева в КГБ был его давний сослуживец времён работы в Днепропетровске Георгий Цинев, возглавлявший в центральном аппарате органов госбезопасности военную контрразведку. Одновременно с назначением Андропова на должность главы ведомства Цинев стал членом коллегии КГБ. Одним из ценных для Брежнева качеств Цинева являлся тот факт, что он был женат на сестре жены Брежнева. Перестраховываясь, Леонид Брежнев назначил начальником управления кадров КГБ еще одного земляка из Днепропетровска — Виктора Чебрикова. Через год тот стал одним из заместителей Андропова.

Юрий Андропов был вынужден искать, на кого бы он мог положиться в новом для себя деле. Ему необходимы были советы профессионалов. Знакомство с опытным чекистом, бывшим заместителем министра госбезопасности Евгением Питоврановым оказалось для него более чем кстати. Питовранов, вспоминая свою первую встречу с назначенным на пост председателя КГБ Андроповым, рассказывал: «После того, как Юрий Андропов был назначен председателем Комитета органов госбезопасности, через несколько дней мне позвонили и попросили явиться в ЦК. Юрий Владимирович провел со мной продолжительную беседу. Она касалась очень многих тем: работа органов на местах, в центре, как центр руководит местными органами, как координируется работа разведки и контрразведки — в общем была обзорная беседа о том, как и чем живет Комитет госбезопасности».

По словам Питовранова, заключение беседы было для него неожиданным. Андропов якобы сказал ему следующее: «Мне известно, что у товарища Сталина твердо сидела в голове мысль о том, что нам нельзя ограничиваться той структурой разведывательной работы, которая существует сегодня. Должны быть какие-то возможности перепроверки данных, получаемых по линии разведки КГБ, по линии ГРУ. Нужно какое-то дополнение к тому, что они делают. Так, чтобы это было и конспиративно, и полезно для государства. Подумай над тем, какую структуру, параллельную существующим органам госбезопасности, можно было бы предложить. Но прежде всего нужно все взвесить, обдумать и решить принципиально, стоит это делать или не стоит».

«Это очень сложный вопрос, — ответил Питовранов. — У меня пока по полочкам не разложилось, в каком направлении я должен думать. Каким временем я располагаю?».

«Неделя—полторы, — резюмировал Андропов. — Сюда больше не приходи. Позже я скажу, куда явиться».

Конспиратор Юрий Андропов

Конспиративные встречи Евгения Питовранова с Юрием Андроповым происходили регулярно. В них был свой резон. Георгий Цинев и Семен Цвигун — заместители Юрия Андропова в КГБ — следили за тем, кого он принимал, и без приглашения являлись к нему в кабинет. Андропов понимал, что за каждым его шагом следят. К кабинету председателя КГБ можно было пройти через главный подъезд, имевший номер один. Мало кому было известно, что попасть в кабинет можно было и из внутреннего двора огромного здания на Лубянке. Во внутренний двор можно было проехать на автомобиле через двойные поочередно открывающиеся ворота, после чего узким проездом следовало проехать в крайний правый угол здания, где располагался выход во двор здания из кабинета председателя КГБ. Туда вел отдельный лифт, которым мог воспользоваться только сам глава ведомства или его приближенные.

Во времена Андропова практически вплотную к этому выходу всегда стояла черная «Волга» с тщательно зашторенными боковыми окнами и окном заднего вида. Автомобиль только по внешнему виду был «Волгой». В действительности это была модификация спецавтомобилей для перевозки партийно-государственной элиты — «Чайки» и ЗИЛа — с мощным двигателем в 315 лошадиных сил, трехступенчатой автоматической коробкой передач и непробиваемыми покрышками колес.

Водителем этого автомобиля неизменно был помощник Юрия Андропова Евгений Калгин, который пришел вслед за своим шефом из ЦК КПСС. В основном этот автомобиль использовался Андроповым для выезда на конспиративные встречи. Перед выездом на них Андропов неизменно гримировался и менял свой обычный гардероб. Он не хотел быть узнанным при посещении домов, в которых располагались конспиративные квартиры КГБ. 

Для официальных же выез-дов Андропова использовался совсем иной автомобиль — ЗИЛ-115. Подобные автомобили закреплялись исключительно за членами и кандидатами в члены Политбюро ЦК КПСС. Водителями-охранниками таких автомобилей были офицеры 9-го управления КГБ. Так, водитель генсека Леонида Брежнева имел звание подполковника.

Андропов, не имевший друзей, полюбил тайную жизнь своего ведомства. Составной частью этой жизни были агенты и резиденты, явочные и конспиративные квартиры, средства визуального и слухового контроля за людьми и служба наружного наблюдения. Андропов любил встречаться с людьми на конспиративных квартирах, садился к накрытому 

столу, выпивал рюмку своего любимого рейнского вина «Liebfraumilch», которое ему строго-настрого запрещали врачи, закусывал опять же любимыми малюсенькими, с палец, слоеными пирожками с капустой и спрашивал: «Ну, рассказывайте, что там у вас». Слушал очень внимательно, время от времени помечая что-то на листке бумаги. Если предлагалось несколько вариантов и требовалось его решение, Андропов надолго задумывался. В годы, когда он возглавлял КГБ, работал без выходных. Возможно, к этому его вынуждало желание избежать контроля со стороны соглядатаев Брежнева — Цвигуна и Цинева — и стремление освободиться от тягостной семейной обстановки. Формой отдыха для Андропова были секретные встречи, хотя его собеседники, как правило, считали эти встречи сугубо деловыми.

Одним из таких собеседников был академик Евгений Чазов, ставший в 1967 году руководителем 4-го главного управления при Министерстве здравоохранения СССР. В 1968 году Чазов стал заместителем министра, а в 1987 году — министром здравоохранения СССР. То, что знал Чазов, не было секретом еще для одного человека: начальника 5-го управления КГБ — генерала Филиппа Бобкова, агентом которого был Чазов. С момента создания 5-го управления КГБ данное подразделение в числе других объектов оперативного обеспечения курировало Министерство здравоохранения СССР, в подчинении которого находилось в том числе 4-е главное управление при Минздраве СССР. 

Группа генералов во главе с Евгением Питоврановым, включавшая в себя его лучших учеников — первого заместителя начальника ПГУ Бориса Иванова и руководителя идеологической контрразведки Филиппа Бобкова, обладала самой точной информацией и о том, что происходило в высших руководящих структурах страны, и о состоянии здоровья кремлевских лидеров. Евгений Питовранов, кроме того, имел еще и личные контакты с руководителем страны Леонидом Брежневым. Изначально их знакомство внешне имело случайный характер. Авторы книги «Чекисты Сталина» пишут: «Недавно, в воскресный день, сосед по этажу Цинев, первый заместитель Андропова и давний подчиненный Питовранова по контрразведке, и еще более давний приятель Брежнева по довоенному Днепропетровску, пригласил его, Питовранова, на партию в домино. К нему по старой памяти заехал и Брежнев «постучать костяшками». Подъехал зять Цинева, а четвертого партнера не нашлось, поэтому пригласили Питовранова» (В. Н. Степанков, А. В. Киселев, Э. П. Шарапов. «Чекисты Сталина». Издательский дом «Нева», 2006 г. — Авт.).

Забивая «козла» с Брежневым в компании с его прихвостнями, Питовранов осознавал всю никчемность руководителя партии и государства и его невысокий интеллектуальный уровень. Нужен был новый лидер, способный вывести страну из тупика. Таким человеком Питовранов видел Андропова, причем в этом он был не одинок. Вот что пишет известный ортодоксальный коммунистиче-ский автор, редактор газеты «Завтра» Александр Проханов: «Одной из главных, загадочных, неизученных и нераскрытых фигур русской истории является подлинный теоретик и отец «перестройки» — шеф КГБ, а затем генсек ЦК КПСС Юрий Андропов. Он является великой, странной, демонической фигурой ХХ века. Андропов, этот всемогущий глава Комитета госбезопасности, долгое время как теневой модератор влиял на процессы внутри партии, а затем, одержав гигантскую аппаратную победу, встал во главе страны. С приходом Андропова КГБ стал управлять советами, партией, экономикой и культурой. Этот триумф разведки мгновенно изменил внутреннюю структуру власти» (А. Проханов. «Тайна перестройки». Газета «Завтра», № 26, 30 июня 2010 г. — Авт.).

Кое-где в воспоминаниях об Андропове проскальзывают утверждения, что, проживи он подольше, прогрессивные про-цессы, которые начали обозначаться и которые созревали в обществе, привели бы к определенной трансформации государственной системы. Это заблуждение. Ни государственный строй, ни социалистические принципы при Андропове не претерпели бы изменений. Не будучи либералом, он выбрал себе советником бывшего сталинского замминистра госбезопасности Питовранова, которому удалось окружить Андропова своими верными учениками — Ивановым, Бобковым и его надежной агентурой, в числе которой был столь необходимый «кремлевским старцам» врач Чазов.

Александр Сахаровский и побег Олега Лялина

В августе 1971 года в Лондоне исчез старший инженер советского торгпредства Олег Лялин, бывший в действительности сотрудником отдела «В» управления «С» нелегальной разведки ПГУ КГБ. Лялин перешел на сторону англичан, с которыми, как позднее выяснилось, он сотрудничал несколько лет. После измены Лялина отдел получил название «8-й». Но направление деятельности отдела не претерпело изменений — спецоперации за рубежом. Именно при этом отделе действовала резидентура Питовранова.

Воспользовавшись изменой Лялина, Андропов по совету Питовранова сделал важную кадровую перестановку. Александр Сахаровский — в тот период начальник ПГУ КГБ — хоть и поддерживал «Фирму» Евгения Питовранова, но с ним самим сближаться не хотел. Первый заместитель начальника Александра Сахаровского — Борис Иванов — неоднократно предлагал ему встретиться с Евгением Питоврановым, но Сахаровский отказывался. Многоопытный Сахаровский предполагал, что не все «чисто» в делах питоврановской «Фирмы», и сознательно уклонялся от участия в ее практической деятельности. Однако его осторожность не пошла ему на пользу. После побега Лялина Питовранов настоял на замене несговорчивого Александра Сахаровского Владимиром Крючковым, который стал новым руководителем ПГУ КГБ.

Но отношения с Крючковым у Питовранова не наладились. По его словам, они «были подпорчены тем, что он очень ревниво относился к моей работе с Юрием Владимировичем. Он и раньше был отчасти в курсе наших задач, но никогда не был осведомлен о них в полном объеме — это его страшно нервировало. Он начальник разведки и не знает, что именно мы сообщаем председателю КГБ: совпадает наша информация с его докладами или нет, не сообщаем ли мы то, что его резидентуры проморгали? Он все время боялся остаться с носом... Наше подразделение было ежом, на котором Крючкову приходилось сидеть. Руководство ПГУ пыталось перейти с некоторыми нашими сотрудниками на более доверительные отношения. Пришлось поговорить с ними, спросить: «Не за председателем ли комитета вы собрались присматривать?».

«Компромат» на Юрия Брежнева

Андропов давал Питовранову самые деликатные поручения. В 1974 году Питовранов выяснял ситуацию в Португалии после произошедшей там революции и падения диктатуры Антониу ди Салазара. Затем умело поссорил лидера Югославии Иосифа Броз Тито с лидером итальянских коммунистов Энрико Берлингуэром, идеологом еврокоммунизма. Резидентура, возглавляемая Пито-врановым, активно устанавливала контакты в коммунистических партиях социалистических стран, тем самым подменяя собой международный отдел ЦК КПСС.

Через свою резидентуру Питовранов собирал компромат на тех, кто мог помешать в достижении намеченных целей. В поле его зрения постоянно находился сын Леонида Брежнева Юрий, занимавший пост первого заместителя министра внешней торговли СССР. Было известно об алкоголизме Юрия, злоупотреблении служебным положением — крупных взятках от иностранных партнеров, заключивших с ним контракты, выгодные им, а не советскому государству. Одной из таких взяток был мебельный гарнитур из ста предметов в стиле антик, инкрустированный полудрагоценными камнями. Тем не менее это не мешало сыну Брежнева занимать высокий пост и быть кандидатом в члены ЦК КПСС.

Компрометация сына Брежнева бросала тень на его отца. Как всегда в подобных случаях, компрометирующую информацию Питовранов докладывал Андропову напрямую, минуя руководство разведки. Но однажды заболевший Андропов передал агентурное сообщение о мебельном гарнитуре, полученном Юрием Брежневым в качестве взятки, одному из своих помощников, а тот, умышленно или случайно, передал документ зампреду КГБ СССР Циневу, доверенному человеку Брежнева.

Цинев был в ярости. Сотрудникам КГБ внутренними приказами в категорической форме запрещалось собирать информацию на высокопоставленных советских и партийных руководителей. Если же такие материалы появлялись, они подлежали немедленному уничтожению. Отход от этого правила мог стоить нарушителю карьеры. В данном случае ведомственный приказ был нарушен касательно кандидата в члены ЦК КПСС и сына генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Брежнева. Случай был беспрецедентный. Начальнику 

ПГУ Крючкову пришлось оправ-дываться перед Циневым, хотя компромат уничтожать все-таки не стали, несмотря на внутриведомственные приказы и требования Цинева. Крючков сделал вид, что не был в курсе операции и содержания документов, и отдал генералу Киселеву приказ документы уничтожить. Киселев доложил Крючкову «о выполнении приказа», но на самом деле документы не уничтожил. Андропов в те дни «лежал в больнице» и доступа к нему не было. «Беспокоить его через помощника, — писал Киселев, — представлялось просто нелепым, ибо по существу проблема была надуманной и совершенно пустячной».

Питовранов в это время «работал где-то в Африке» как участник очередного «симпозиума». Первый заместитель начальника ПГУ Борис Иванов оказался в тот момент в Соединенных Штатах. Все разбежались. Поэтому Киселев решил, что ему следует дождаться возвращения из-за границы своих непосредственных руководителей. «Почему я должен был уничтожить такое содержательное агентурное сообщение, мне было непонятно», — с поддельной наивностью вспоминал Киселев (М. Юнге. «Чекисты Сталина». — Авт.). Разумеется, «проблема» не была «пустячной». За эту «пустячную проблему» можно было быть уволенным со службы, но Киселева это не смущало. Начальник ПГУ КГБ — генерал Крючков, не говоря уже о зампреде КГБ — генерал-полковнике Циневе, исполнявшем обязанности председателя КГБ в период болезни Андропова, для Киселева начальниками не были.

Питовранов определил обя-занности полковника Киселева таким образом: «В наши проблемы посвящен лишь один человек»... Имелся в виду помощник Юрия Андропова Евгений Калгин. «Только с ним и будете решать все организационные вопросы. Подчеркиваю: организа-ционные, и только. Оператив-ные, информационные и прочие, принципиально важные, будем докладывать не иначе, как лично Юрию Владимировичу. Это жесткая установка» (А. Киселев. «Сталинский фаворит с Лубянки». Издательство «Нева», 2003 г. — Авт.).

Здесь интересна еще и система неформального подчинения: действующий офицер советской разведки, проигнорировавший приказ исполняющего обязанности председателя КГБ Цинева и приказ начальника ПГУ Крючкова, гордится тем, что следовал исключительно указаниям отставного генерала Питовранова. К тому же начальник 8-го отдела управления «С» — полковник Киселев — совершил должностной подлог. Документы, подлежащие уничтожению в соответствии с приказами КГБ СССР, уничтожались по специально составленному акту, который подписывался в обязательном порядке тремя офицерами, в присутствии которых отобранные документы уничтожались. Докладывая об уничтожении документов, полковник Киселев представил заведомо ложный акт, принудив к подписанию «липового» акта своих подчиненных. Он хорошо знал об уровне и направлении деятельности Питовранова, поэтому важным для него было не порицание формальных руководителей — Крючкова и Цинева — и не совершение Киселевым уголовно наказуемого должностного подлога, а похвала пенсионера органов госбезопасности Питовранова, в будущее которого Киселев верил и в дом которого был вхож: «Почти тридцать лет я был нередким гостем в этой семье», — писал он о дружбе с Питоврановым (А. Киселев. «Сталинский фаворит с Лубянки». — Авт.).

Киселев знал, что Питовранов в беде преданных ему подчиненных не оставляет. Когда заместитель отдела в ПГУ Александр Хлыстов по приказу Крючкова за три часа был уволен из КГБ за нелестные отзывы о Брежневе, высказанные в узком кругу близких знакомых, Питовранов назначил его руководителем одного из подразделений ТПП. В 1991 году Хлыстов занял пост министра торговли в первом российском правительстве. Через несколько лет, в июне 2005 года, он был избран председателем совета директоров ОСАО «Россия». Приблизительно в тот же период, что и Хлыстов, за несколько часов был уволен из КГБ заместитель начальника 11-го отдела 5-го управления КГБ — полковник Павел Зимин. Вина Зимина заключалась в негативных репликах о генсеке Брежневе, высказанных в узком кругу.

(Продовження в наступному номері.)