Записки бывшего подполковника КГБ: многие офицеры КГБ упоминали о Евгении Евтушенко, но вопрос о вербовке обходили или даже отрицали

(Продовження. Початок 

у № 44 від 28.10. 2020 р., 

№ 45 від 4.11.2020 р., 

№ 46 від 11.11.2020 р., 

№ 47 від 18.11.2020 р., 

№ 48 від 25.11.2020 р.)

5-е управление КГБ

На протяжении многих лет заместителем Филиппа Бобкова, руководившего 5-м управлением КГБ, был генерал-майор Иван Абрамов. Впоследствии, когда Филипп Бобков стал генералом армии и заместителем председателя КГБ, сменив на этом посту Виктора Чебрикова, возглавившего КГБ после Юрия Андропова, 

избранного на пост генерального секретаря ЦК КПСС, Иван Абрамов стал начальником 5-го управления и генерал-лейтенантом.

Офицеры, служившие под руководством Абрамова, называли его Ваней Палкиным за склонность к самодурству и жесткое, часто несправедливое отношение к подчиненным. Мечтавший о должности заместителя председателя КГБ и реально имевший шансы на ее получение Иван Абрамов в конце 1980-х годов неожиданно для всех (и прежде всего для себя самого) был переведен в Генеральную прокуратуру СССР на должность заместителя генерального прокурора и вскоре бесславно закончил свою карьеру.

Устроил ему это назначение такой же, как и сам Иван Абрамов, неумный и амбициозный человек, недолго (около двух лет) служивший его заместителем, — Виталий Пономарев. Ветеринар по образованию, затем партийный работник Пономарев в начале 1980-х годов был направлен на службу в органы госбезопасности. Вскоре он получил назначение на должность председателя КГБ Чечено-Ингушской АССР. Спустя короткий срок он был переведен в Москву на должность заместителя начальника 5-го управления КГБ. Таким образом он стал заместителем Абрамова. Было это в преддверии Московского международного фестиваля молодежи и студентов 1985 года, и именно это политически важное мероприятие было поручено контролировать Пономареву посредством курируемых им подразделений 5-го управления.

В ходе подготовки к фестивалю Виталий Пономарев знакомился с руководством оргкомитета фестиваля, а также с другими ответственными лицами, занятыми его подготовкой, в частности с главным режиссером праздника открытия фестиваля Владимиром Гусинским. Гусинский был хорошо известен 5-му управлению еще со времен подготовки московской Олим-пиады 1980 года. Именно тогда начал он агентурное сотрудничество с органами госбезопасности под псевдонимом Денис.

После завершения Московского фестиваля молодежи и студентов многие сотрудники КГБ, обеспечивавшие его безопасность, были поощрены, в том числе и руководство 5-го управления — Иван Абрамов и Виталий Пономарев. По установившемуся в КГБ правилу, чем выше начальник, тем более значимое поощрение он получает. Но у Абрамова со своим подчиненным Пономаревым были сложные отношения, и он не упускал случая публично его унизить, в том числе и в присутствии подчиненных ему офицеров. Поэтому Пономарев был поощрен ниже того, что соответствовало занимаемой им должности.

Прошло некоторое время, и в кабинете начальника 5-го управления Ивана Абрамова раздался телефонный звонок. Звонил председатель КГБ — генерал-полковник Чебриков. Интересовался он мнением Абрамова о Пономареве в связи с находящимся на рассмотрении руководства КГБ предложением о его назначении на более высокую должность. Хитрый и изворотливый Абрамов, поднаторевший за многие годы в «гэбэшных» интригах, не понял на этот раз, что вопрос о повышении Пономарева уже решен, а потому дал ему не лучшую характеристику, отметив, что по-вышать его еще рано. Через несколько дней Чебриков подписал приказ о назначении Пономарева начальником управления кадров КГБ. Вскоре ему было присвоено звание генерал-лейтенанта.

Кто-то продвигал Пономаре-ва наверх, в чем Абрамов не сумел разобраться. Дело в том, что Пономарева продвигал сам Чебриков, чья жена была родной сестрой жены Пономарева. Абрамову эта неразборчивость обошлась дорого. Когда Бобков был назначен на должность первого заместителя председателя КГБ, его предыдущая должность — зампреда, куратора 5-го управления — оказалась вакантной. Все складывалось в пользу Абрамова, который был реальным претендентом на место Бобкова. Вместо этого он оказался в кресле заместителя генерального прокурора СССР и вскоре был отправлен на пенсию.

Евгений Иванов

Новым начальником 5-го управления был назначен генерал-майор Евгений Иванов. Тот самый Иванов, который вскоре после упразднения КГБ возглавит аналитическое подразделение «Мост-банк». За несколько лет до этого назначения он был переведен с должности заместителя начальника 1-го отдела 5-го управления КГБ на должность инструктора отдела административных органов ЦК КПСС. Отдел курировал всю правоохранительную систему Советского Союза. Около двух лет проработал Иванов в ЦК партии, после чего начался его стремительный карьерный рост. За три с небольшим года он прошел дистанцию от подполковника, заместителя начальника отдела до генерал-лейтенанта, начальника управления и был назначен заместителем начальника 

2-го главного управления КГБ. Это управление являлось главным контрразведывательным подразделением в системе советской госбезопасноси, осуществлявшим разработку иностранных дипломатических, торговых и иных представительств, аккреди-тованных в Советском Союзе, а также сотрудников зарубежных средств массовой информации и туристов. Во 2-м главном управлении Иванов курировал кадры этого важнейшего (после разведки) подразделения КГБ. Прослужив там чуть больше года, он вернулся в ставшее ему почти родным 5-е управление в качестве его начальника.

Начинал Евгений Иванов свою карьеру в органах советской госбезопасности в тихом и далеком от оперативных будней учетно-архивном отделе (УАО КГБ СССР) в качестве вольнонаемного (не имевшего военного звания) сотрудника. Был он тогда не по годам тучен, носил очки с толстыми линзами и имел проблемы со здоровьем, в силу чего его миновала обязательная для советских молодых людей служба в армии. Неторопливый, немногословный и незаметный, мнение свое Иванов старался оставлять при себе. Со временем эти качества придадут ему вид серьезного и основательного человека. Многие коллеги Иванова по работе в архиве КГБ, структурно входившего в УАО, не имели воинских званий, и получение заветного звания было пределом мечтаний, так как офицеры, сотрудники архива, получали денежное содержание, превышавшее зарплату гражданского лица, работавшего в архиве, как минимум, в два раза. Евгений Иванов воинское звание получил. Повышению его предшествовала интересная история.

Архив КГБ СССР возглавлял полковник В. А. Грибанов, хотевший, как и всякий полковник, стать генералом. Он успешно руководил архивом и был на хорошем счету у непосредственных начальников и руководства КГБ. Особенно хорошие доверительные отношения у него сложились с первым заместителем председателя КГБ — генералом армии Семеном Цвигуном, который в начале 1980-х годов неожиданно для всех застрелится. Служебные интересы Цвигуна были далеки от архива, но он имел страсть к написанию книг об участии подразделений органов госбезопасности в Великой Отечественной войне. Значительную помощь в поиске, подборе и последующей обработке материалов для книг Цвигуна оказывал начальник Центрального архива КГБ — полковник Грибанов. Конечно же, не сам лично, а посредством своих подчиненных. Трудились они прилежно.

Вместо того чтобы просматривать архивные уголовные дела (все дела, по которым люди были осуждены в годы репрессий, находились на хранении в этом архиве) и подготавливать материалы для последующей реабилитации несправедливо осужденных или готовить необходимые справки по другим архивным делам по запросам различных подразделений органов госбезопасности, подчиненные Грибанова готовили материалы для будущих книг Цвигуна, который в свою очередь обещал Грибанову посодействовать в получении чина генерала (но генералом Грибанов так и не стал). Зато новые книги Цвигуна регулярно появлялись на прилавках книжных магазинов. Некоторые из них по праву становились бестселлерами и приносили литературную славу и общесоюзную известность их автору.

В одну из встреч с Грибановым Цвигун поинтересовался тихим молодым сотрудником архива по фамилии Иванов. Спустившись к себе (архив располагался в подвальном помещении огромного здания КГБ на площади Дзержинского, ныне, как и в старину, носящей название Лубянской площади), Грибанов немедленно позвонил своему непосредственному руководителю, начальнику УАО — генерал-майору Андрею Прокопенко — и доложил о разговоре с зампредом Семеном Цвигуном касательно их сотрудника Евгения Иванова. Генерал Прокопенко немедленно вызвал Грибанова к себе вместе с подполковником Александром Александровым, руководителем кадрового аппарата УАО.

Лицо Александрова в годы молодости было обезображено оспой, а во время войны — еще и обожжено, отчего выглядел он устрашающе. По причине своего внешнего вида или в силу характера, отличавшегося жесткостью, в КГБ он имел прозвище Рашпиль (напильник с крупной насечкой для грубой обработки различных деталей).

В кабинете генерала Прокопенко, невысокого, крепкого сложения человека с бледным и отечным лицом (следствие нездоровых почек), но, несмотря на болезненный вид, делового и энергичного, приглашенные Грибанов и Александров расположились за небольшим приставным столом, составляющим вместе с генеральским столом букву «т». Подобное расположение столов начальников и столов для вызванных подчиненных было обычным в помещениях КГБ. Различие было лишь в размерах кабинетов и мебели, за которой и на которой восседали руководители. Чем выше была должность начальника, тем больше должен был быть кабинет и стол. Во многих руководящих кабинетах также были и отдельно стоящие столы, за которыми располагались сотрудники во время совещаний.

Как всегда, коротко и по-деловому Прокопенко спросил: 

«Что в деле?». Александров открыл большую синюю папку с завязками по бокам, на лицевой стороне которой большими тиснеными золотом буквами было написано: «Совершенно секретно. КГБ СССР». Так выглядели личные дела сотрудников. Александров доложил, что личное дело Иванова обычное, ничего особенного в нем нет, в частности недавно женился. «Отец жены — заместитель министра среднего машиностроения СССР». Присутствовавшие молча переглянулись: это министерство руководило всей оборонной промышленностью Советского Союза. С этой минуты Иванов начал свое восхождение по карьерной лестнице. «Для кого-то карьера — крутая лестница, а для кого-то — эскалатор», — шутили в КГБ. И действительно, для страдавшего хроническим артритом Иванова карьера была несущимся вверх эскалатором.

Евгений Иванов был переведен на оперативную работу в 10-й отдел 2-го главного управления КГБ. Этот отдел был преемником 4-го управления министерства государственной безопасности, в годы сталинских репрессий занимавшегося политическим сыском и надзором за творческой интеллигенцией. Десятки тысяч советских граждан и иностранцев были отправлены сотрудниками этого подразделения в концентрационные лагеря, откуда возвращались немногие. Тысячи людей были приговорены к исключительной мере наказания — расстрелу.

В новом подразделении Евгений Иванов довольно быстро подружился с бывшим капитаном советской милиции Владимиром Струниным, переведенным в КГБ из министерства внутренних дел. В отличие от Иванова, Струнин был уже достаточно опытным оперативным работником. 

Молчаливый и неторопливый Иванов был полным антиподом эмоционального и экспансивного Струнина. Один из агентов КГБ, известный артист театра и кино, после общения с ним назвал его так: «Весь в ручках-ножках». Это прозвище надолго приклеилось к Струнину, как и другое, более обидное — «пьяный ежик». Если основой первого прозвища был темперамент Струнина, то причиной второго — пагубная страсть к спиртному. От этого его маленький, задорно вздернутый нос и лицо с годами все более испещряли характерные синие прожилки, не оставляющие сомнений в причинах их появления. Струнин всегда коротко стриг волосы — «под ежика», вот так и родилось прозвище «пьяный ежик». Закончил же он службу в должности начальника пресс-бюро КГБ, куда был переведен с должности заместителя начальника 5-го управления, когда даже для его друзей и покровителей стало очевидно, что любовь к выпивке перешла в болезненную стадию и Струнин стал алкоголиком. Вскоре он был отправлен на пенсию и окончательно деградировал.

Дело Юлия Даниэля и Андрея Синявского

Однако в конце 1960-х Евгений Иванов и Владимир Струнин были относительно молоды и полны амбициозных планов. В те годы их имена мало кому были известны в отличие от их дел — некоторые из них приобрели международную известность.

В 1966 году в Москве судили советских писателей Юлия Даниэля и Андрея Синявского, издавших некоторые из своих произведений на Западе. Этот процесс ознаменовал собой начало широкомасштабной борьбы с инакомыслием в послесталинском СССР. Именно после этого дела в 1967 году решением Политбюро ЦК КПСС для борьбы с инакомыслием было создано 5-е управление КГБ. Оперативной разработкой указанных писателей занимались офицеры 2-го отделения 10-го отдела 5-го управления Иванов и Струнин. Руководил ими в тот момент начальник 1-го отдела 5-го управления Иван Абрамов, его заместитель — Пас Смолин, впоследствии описанный известным писателем Владимиром Войновичем, заместитель начальника 5-го управления — генерал-майор Сергей Серегин, бывший резидент КГБ в Германской Демократической Республике, а также еще довольно молодой, в те годы исполняющий обязанности начальника 5-го управления, подполковник Филипп Бобков. Несмотря на сопряженный с этим процессом международный скандал, руководство СССР в лице генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева осталось довольно результатами, так как было весьма обеспокоено набиравшим силу движением правозащитников, получивших затем название «шестидесятники».

Осуждение Андрея Синявского и Юлия Даниэля явилось своего рода стартом для карьерного роста Владимира Струнина и Евгения Иванова. Их бросили конт-ролировать советское телевидение и культуру. Иванов стал начальником 3-го отделения 1-го отдела 5-го управления, подразделение которого курировало Госкомитет по телевидению и радиовещанию, Центральное телевидение и Комитет по кинематографии. Струнин же возглавил 2-е отделение 1-го отдела 5-го управления, осуществлявшего контроль за союзными и республиканскими ведомствами культуры — такими, как министерство культуры СССР, Государственный комитет по делам издательств (Госкомиздат СССР), Союз композиторов, Союз архитекторов и Союз писателей СССР.

КГБ и творческая интеллигенция

15 марта 1957 года генерал Евгений Питовранов был назначен начальником 4-го управления КГБ при Совете Министров СССР и вскоре стал членом Коллегии КГБ. 4-е управление сосредотачивалось на борьбе с антисоветским подпольем, националистическими формированиями и враждебными элементами. В рамках этой деятельности Питовранов занимался вербовкой агентов из числа советской творческой интеллигенции. Таковых было много, и многие со временем стали известными людьми, даже всемирно известными. Много лет был агентом 1-го отдела (американского) ПГУ КГБ СССР Генрих Боровик. Юлиан Семенов был агентом 5-го управления КГБ СССР. Работал с ним напрямую генерал Филипп Бобков.

Долгие годы негласно сотрудничал с советскими органами госбезопасности и поэт Евгений Евтушенко. Начинал он при Евгении Питовранове и продолжил свое сотрудничество при Филиппе Бобкове. Как и Юлиан Семенов, Евгений Евтушенко работал напрямую с Филиппом Бобковым и считался агентом 5-го управления КГБ. На память об этом периоде деятельности у Питовранова остался сборник стихов Евтушенко с дарственной надписью:

«Страшнее, чем принять врага за друга, — Принять поспешно друга за врага.

Питовранову от Евтушенко».

В качестве завербованных агентов с Евгением Питовра-новым, затем с Филиппом Боб-ковым тесно сотрудничал советский композитор Родион Щедрин. Их познакомил многолетний агент органов советской госбезопасности Василий Катанян, с 1937 года муж Лили Брик, одним из любовников которой был легендарный чекист Яков Агранов. Брик, как и ее последний муж Катанян, тоже состояла в агентурной сети органов гос-безопасности. Супруги держали литературный салон, где собирались деятели культуры. В их квартире молодой композитор Родион Щедрин познакомился со своей будущей женой — балериной Майей Плисецкой.

Завербованными агентами являлись также композитор Никита Богословский, детский поэт и автор слов гимна СССР Сергей Михалков и многие другие известные представители советской творческой элиты. Впрочем, в их числе был и известный американский импресарио Сол Юрок, устраивавший гастроли Большого театра в США.

В органах госбезопасности было и есть жесткое правило: никогда не рассекречивать своих агентов, даже в порядке наказания или из мести. Как сказал однажды начальник 1-го отдела ЦОС КГБ СССР — полковник Сергей Васильев писателю Станиславу Куняеву, еще одному завербованному в 1970-е годы агенту, «какими бы они ни были, как бы ни повернулась история, у нашего ведомства есть основной закон: своих информаторов, своих секретных сотрудников не сдавать и не рассекречивать никогда и ни за что» (С. Куняев. «Предательство — это продажа вдохновения». — Авт.). По этой причине многие офицеры КГБ в своих воспоминаниях упоминали о Евгении Евтушенко, но вопрос о вербовке обходили или даже отрицали. Типичны в этом плане мемуары одного из руководителей советской разведки сталинских времен Павла Судоплатова: «Идеологическое управление КГБ заинтересовалось опытом работы моей жены из творческой интеллигенции в 1930-е годы. Бывшие слушатели школы НКВД, которых она обучала основам привлечения агентуры, и полковник Рябов проконсультировались с ней, как использовать популярность, связи и знакомства Евгения Евтушенко в оперативных целях и во внешнеполитической пропаганде. Жена предложила установить с ним дружеские конфиденциальные контакты, ни в коем случае не вербовать его в качестве осведомителя, а направить в сопровождении Рябова на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Финляндию. После поездки Евтушенко стал активным сторонником «новых коммунистических идей», которые проводил в жизнь Хрущев».

Об этой же поездке Евгения Евтушенко в Финляндию в 1962 году вспоминал сам Филипп Бобков: «Фестиваль в Хельсинки проходил в сложной обстановке. Американские спецслужбы во взаимодействии с антисоветскими организациями на Западе, подобными НТС, многое делали, чтобы сорвать фестиваль, вызвать беспорядки в городе, обвинить в них организаторов фестиваля, международные союзы молодежи, тесно сотрудничавшие с комсомолом. Серьезно помог дискредитации провокаторов поэт Евгений Евтушенко, член делегации советской молодежи» 

(Ф. Бобков. Журнал «Кто есть кто», № 6, 2008 г. — Авт.).

С другой стороны, поэт Иосиф Бродский писал в своих воспоминаниях, что Евгений Евтушенко каким-то образом узнал об оформлении его родителями выезда к Бродскому в США и по собственной инициативе пообещал ему в этом деле помощь. При этом он сказал, что со времен фестиваля молодежи в Финляндии у него в КГБ есть надежный «друг», которому он может позвонить и быстро решить вопрос. Назвать фамилию «друга» он категорически отказался. Нетрудно догадаться, что «другом» он называл генерала Бобкова.

Весной 1975 года в Москве, как считал писатель Владимир Войнович, КГБ предпринял попытку его отравления. Войнович выжил и попытался разобраться в происшедшем. О реакции Евтушенко он писал следующее: «Я не знаю, действовал ли поэт Евгений Евтушенко по чьему-то заданию или сам от себя старался, но в те дни он каждого встречного-поперечного с большой страстью убеждал, что никто меня не травил (интересно, откуда ж ему это было известно?), всю эту историю про отравление я для чего-то наврал. Зуд разоблачительства по отношению ко мне у него не угас с годами, он через 

15 лет после случившегося публично (на заседании «Апреля») и ни к селу ни к городу вспомнил эту историю и опять повторил, что я вру, неосмотрительно хвастаясь своей осведомленностью: «Поверьте мне, уж я-то точно знаю». Не буду говорить подробно о той роли, которую играл этот человек в годы застоя... Известна его роль посланника «органов» к Бродскому и Аксенову. Еще в молодые годы Евтушенко публично говорил, что каждого, кто на его выступлениях будет допускать антисоветские высказывания, он лично отведет в КГБ. Во время моего «диссидентства» Евтушенко очень старался подорвать мою репутацию и ухудшить мое и без того тяжелое и опасное положение, говоря, например, интересовавшимся моей судьбой иностранцам, что я плохой писатель, плохой человек, живу хорошо и их беспокойства не стою» (В. Войнович. Дело № 34840. — Авт.).

Поездка Евгения Евтушенко к писателю Василию Аксенову была иносказательно описана другим советским автором, вынужденным эмигрировать из СССР, Анатолием Гладилиным: «Я... хочу рассказать о том, с кем ты не разговариваешь, но очень дружил когда-то (как и все мы). Как тот явился к тебе на квартиру в Вашингтоне и начал по-учать, что ты имеешь право делать в эмиграции, а чего не должен делать ни в коем случае. Ты был потрясен и потом перезвонил мне в Париж и повторил его текст, и я подтвердил: «Чистой воды «гэбешная» диктовка» 

(А. Гладилин. «Аксеновская сага». Журнал «Октябрь», № 7, 2007 г. — Авт.). В герое Анатолия Гладилина, названном «том» и «тот», без труда угадывался Евгений Евтушенко. Он был символом всей советской эпохи. И не менее символично, что этот символ СССР был завербованным сотрудником 5-го управления КГБ.

(Продовження 

в наступному номері.)